“Большой Вашингтон”, международный журнал русского зарубежья. Апрель, 2010 г.
* * *
Вернуться к жизни с чистого листа,
Разжечь огонь любви в священной чаше!
Пусть, разгораясь ярче, пламя пляшет
И отступают страх и пустота;
Свет озаряет сердце изнутри –
Забытое небесное блаженство!
Божественного плана совершенство –
Слияние в сиянье Гаятри.
Скрываемая истина проста:
Любой душе небесной – пробужденье!
Людской любви вселенское служенье –
Делиться искрой своего костра.
* * *
Мне сутки одиночества –
Кастальских вод глоток!
Необходим для творчества
Укромный уголок,
Чтоб мысли все растаяли,
И стала даль – звонка:
Слетятся строфы стаями
Неспешно свысока,
Легко коснутся крыльями
Доверчивых страниц…
Расслышу без усилия
Легенды вещих птиц;
Из вечного молчания
Седых первооснов
Является звучание
Простых и ясных слов;
В них кто-то жить останется,
Бесплотный – до стиха…
Душе открыто таинство,
Когда она тиха.
* * *
Строчки нижутся, как бисер.
Сумерки. Смотрю в окно.
Кто-то дальний бросил в выси
Бархатное полотно;
Ветер потревожил струнки,
Звуков расплелась канва,
В небе звездные рисунки
Засверкали, как слова,
Подчиняясь вечной власти
Во вселенском вечеру, –
Точно одинокий Мастер
Начал с бисером игру,
Заплетая в тихом трансе
Смысл слов и звездный свет…
Так и дышат в резонансе
И Создатель, и поэт.
* * *
Привычная траектория:
Диван, тротуар, траттория,
И там за бокалом кьянти
Рассказ о большом таланте.
Непризнанные кумиры
Азартно тасуют лиры:
Один бы снимал картины,
Покруче, чем Тарантино,
Другой превзошел бы Данте,
А третий стал музыкантом…
Но критики сплошь – кретины,
А члены семьи – вампиры,
И бисер метать не нужно.
А те, кто сейчас заслужен,
Все бездари и мутанты.
До ночи ворчат у столика
Три сморщенных алкоголика.
Диван, тротуар, траттория –
Банальнейшая история.
* * *
Как будто свет, вглядишься – тьма,
Свершеньям не дано отсрочки!
Меня еще сведут с ума
Мои же собственные строчки;
Уходят в бездны корабли,
На ликах проступают пятна,
А время на часах Дали
Течет туда… Течет обратно…
* * *
Быть лебедью, лететь без следа,
Пленять бесстрастностью сердца
Людей, богов… Рожать, как Леда, –
От Зевса, но из яйца,
Не вить гнезда, не знать привычек,
Свободной красотою – зля!..
Но женщине с душою птичьей
Чужою кажется земля;
Ей печься о насущном хлебе –
Лишиться легкого пера:
Певучая тоска о небе
Звучит в нем звонче серебра;
Сурова дань: чтоб жить крылатой,
Не знать соблазнов и оков:
Век биться, раненой, распятой
В прорехе между двух миров.
* * *
На земле не удержишь взгляда:
Бездны неба к себе зовут!
А рассеянные Плеяды
Точно птицы, в ночи плывут,
Голубиная стая! Мимо –
Год от года привычный путь
Мне б звездою, для глаз незримой,
По безмолвной волне скользнуть,
И тихонечко влиться в стаю,
Просиять, где туман и мгла…
Я страницы сейчас листаю –
Точно слушаю взмах крыла…
* * *
Пустышка иллюзорной славы –
И снова бездорожье, дым…
Как будто полевые травы –
Противоядье от беды;
Вновь быть собой и вспомнить радость
Раскрыться солнцу – как цветы!
И большей не просить награды,
Чем оградить от суеты.
* * *
Все тревоги и тайны во мгле,
Легкость вновь – и души безымянность,
Нет, не время царит на земле –
Сны и странность;
На кривых зеркалах пустоты
Видят знаки тревожные дети,
Да листает как жизни листы
Вечный ветер;
Отпусти себя в темную синь,
Стань сиянием лунным в пространстве,
Ничего у земли не проси,
Снись – странствуй…
* * *
Спазм неизбывного одиночества –
Черная россыпь цыганских бус!
Вспыхивают наперебой пророчества,
– Даже запоминать – боюсь!
Ночь в ожерелье шествует, царствуя,
Мир усыпив колдовством и тьмой,
А Одиссей, заблудившийся в странствиях,
Забыл дорогу домой.
* * *
Тревожен час, когда стоит Луна
В невыносимой красоте вечерней
И льет на землю долгое свеченье,
Сама своею полнотой больна.
Душа ей шлет задумчивый ответ,
Волненья множа, сны воображая,
И подменяет жизнь тоска чужая,
Затерянная между двух планет;
Но темный лик судьбы надежно скрыт –
Скит в завитках и эллипсах орбит,
В глубинах сердца ищет отраженья.
В перемеженье плоскостей, пустот,
Стихийных сил, астральных тел цветет
Мистерия борьбы и притяженья.
МАТЭ
Мне эти сны необходимы!
Приди ко мне и завари
Матэ, который пахнет дымом,
Лист развернется изнутри,
Как струны, связи в гороскопе,
Все напрягутся, зазвенят,
И полетят в калейдоскопе
Событья памяти – назад;
Незначимые эпизоды
Стираются – едва видны…
Расплескивает горизонты
Нептунианский блеск волны,
Ветров певучая баллада
Терзает тростников свирель,
Вечнозеленая прохлада
Качает сердца колыбель.
Часы младенческих пророчеств!
Прозрачны мысли – и ясны.
Сны! Средоточья одиночеств,
Зеркальных отражений сны…
Вздох ускользающего танго –
Застывший во вселенной звук…
Взмах крыл – голубоглазый ангел!
Мистический матэ. Мундштук…
* * *
Нас с тобою в небе разводит кто-то:
Лунный серп из окон ладьей уплыл…
Так давно не смотрела твоих фото,
Что на них уже поселилась пыль;
Прихотливо тайну хранят серванты:
Сдав архивы, снова дышать могу…
Но смотри, куда поскакал Сервантес?
К многоруким башням молоть муку;
Ветер пляшет джигу на крыльях мельниц
И вращает ржавые жернова;
Жизнь смеется, прошлым казня изменниц,
Оглянись, я вправду еще жива?
Мы почти на разных концах туннеля,
Зов заблудшим зверем туда-сюда…
Неужели время всю память смелет,
И в ручье обрадуется вода!
На нее ступлю – и пойду бесстрастной…
– Где ты, странница, стрекоза?
Нелегко глядеть, как в туманах гаснут
Голубые звезды, – твои глаза.
