Травы
В моем саду -есть сон-трава, и одолень-трава.
И каждая, в какой-то миг – по-своему права.
Дурман-трава, плакун-трава
На радость, на беду
Сменив друг друга в должный срок,
Растут в моем саду.
И лишь забвения трава
В саду не привилась.
И память горькая свою
Установила власть.
В любой черед встает, жива,
И шепчет : «Не забудь!»
И вот тогда : разрыв-трава
Мне разрывает грудь.
Чайка
Я помню теплый пасмурный денёк,
Зелёный сумрак пригородной дачи,
И плеск реки, и берега песок,
Что влажною каймою обозначен.
И тишину, которую на миг
Лишь в августе случается услышать,
А через миг — разноголосый крик
Собравшихся на берегу мальчишек.
Им где-то чайку удалось поймать.
Ей накрепко они связали крылья
И звонко принимались хохотать,
Когда взлететь рвалась она с усильем…
Я подошла.
И тот, что первым был
Среди своих вихрастых однолетков,
Мне на ладони чайку положил
За медную согретую монетку.
Клевала чайка руки мне, пока
Я крылья ей спеша не развязала…
Внизу плескалась медленно река,
И над обрывом тишина стояла…
Ещё не смела пленница понять,
Что стала вновь свободной, гордой птицей,
И холодно смотрела на меня,
Как на врага, не смея шевелиться.
Тогда я руку быстро подняла,
Чтоб чайка потеряла равновесье.
И ветерок раскрытого крыла
Стал для неё свободы первой вестью!
И вот она прижалась, оперлась
Живым, незабываемым движеньем
И от руки моей оторвалась,
Сверкнув тугим и плотным опереньем!..
Далёк тот день на тихом берегу,
Но если в жизни горевать случится,
Я, как надежду, в сердце сберегу
Вот эту улетающую птицу…
1945
***
Еще ничто не предвещало
Исчезновенья тишины.
Еще предчувствие начала
Не проникало даже в сны.
Еще прикидывались вещи
Совсем такими, как вчера,
Но было все иным и вещим
И говорило мне:
пора!
Пора?.. А я взглянуть боялась
В лицо твое и стать иной…
Но молния уже металась
В притихшей туче грозовой!
Все ярче, все нетерпеливей
Сверкала, силы не тая…
И наконец-то грянул ливень…
Так началась любовь моя!
1948
Маугли
Все в доме спят, и лишь тебе не спится —
От книжки ты не отрываешь глаз.
И Маугли,
страница за страницей,
Тебя сопровождает в этот час.
Он с юностью простится в этот вечер,
И джунгли он покинет до зари.
Ему Багира нежно гладит плечи,
А мальчик ей в смятенье говорит:
— Багира, тяжко!..
И томит угроза —
Не смерть ли это?
Или быть беде?
— Нет, Маугли, ты плачешь. Это — слёзы.
Они бывают только у людей…
Ты крепко засыпаешь на рассвете,
Уже не в силах дрему превозмочь…
…………………………………………………..
Как далеко остались джунгли эти —
Перед тобой иной разлуки ночь.
Разлуки ночь…
Война с её невзгодой.
И окна, словно ряд пустых глазниц.
Немое трепетанье небосвода
Над вспышками прожекторных зарниц…
В дыму вокзала над продрогшим миром
Томилась телеграфная струна.
И что-то сердце странно защемило,
Когда ты шла по улицам одна.
Та боль пришла, как смутная угроза,—
Не смерть ли это?
Или быть беде?.. .
..«Нет, Маугли, ты плачешь. Это — слёзы.
Они бывают только у людей»…
1945
В старом городе
Как сад запущен — он еще тенистей…
Как покосился старенький забор…
В углу под кучей прошлогодних листьев
Еще ледок не стаял до сих пор…
Но день, как в детстве, солнцем весь пронизан,
Еще не зноен, но уже горяч…
Я знаю, что за этим вот карнизом
Лежит закинутый когда–то мяч…
Как детство близко. Как прозрачна память…
Мне показалось — я сейчас найду
И куклу с безмятежными глазами,
Однажды позабытую в саду,
И водосток, где пел веселый ливень…
А где же книжка с радостным концом?
Там юный принц, чтоб стать еще счастливей,
Пошел искать волшебное кольцо…
Где ж девочка с каштановой косичкой?
Мне никогда уже не стать тобой…
…С печальным криком маленькая птичка
Встревожено порхнула надо мной…
Травой одета прежняя дорога…
И далеко прошли мои пути…
Но я вернулась к этому порогу,
Чтоб детства след в густой траве найти.
Я закрываю ветхую калитку,
Где тихий дом, где сырость под окном,
Где в золотистом сумраке улиткой
Свернулось Время под большим листом.
***
В деревне пахнет солнцем и укропом,
Покой, а я волненья не уйму –
Мне кажется, ведут за речкой тропы
Все до единой к дому твоему.
Не муж, не брат… Но всё, что сердце может
Дарить другому, наполняясь вновь,
Живёт во мне, богатство мира множит
И просто называется любовь.
Но путь к тебе моим путём не будет,
Калитка не откроется скрипя, –
Так хочет жизнь, так сговорились люди,
И мне они не отдадут тебя.
Другая своего дождётся срока
И мимо окон, каблучком звеня,
Пройдёт, не зная, как она жестока
И что отнять сумела у меня.
Так будь же счастлив! По заветным тропам
Не мне бродить заречной стороной…
В деревне пахнет солнцем и укропом,
Как горек запах… Как сжигает зной…
1963
Подарок
Ю. Магалифу
Игрушка шутливо подарена мне —
Кораблик красивый на синей волне.
И к пальмам бумажным неведомых стран
Стремится отважный его капитан.
Матросы на матчах усердья полны…
Во мне доживают далёкие сны —
Открытий и странствий забытая страсть…
Из нитей натянута тонкая снасть.
Пророчит удачу мне ветер морской,
О чём же я плачу, не сладив с тоской?
И что я храню в своём сердце сейчас?
И что хорошо в сотый раз,
в сотый раз?
Открытий и странствий забытую страсть?
Мечту, над которой утрачена власть?
В моря-океаны заказанный путь?
Ветра, наполнявшие парусу грудь?..
Все клады на дне засыпают морском.
Их медленно там засыпает песком.
И волны их прячут в своей глубине…
Мне больно,
я плачу навзрыд в тишине!
Бумажный кораблик, кораблик смешной,
Ну что же ты сделал сегодня со мной?..
* * *
Быть может, оттого, что ни глотка
Мне в молодости счастья не досталось,
Та молодость со мною оставалась,
Пока я не состарилась.
Пока
Не поняла, что счастья и не будет,
Которое она одна сулит,
Что дали мне иное счастье люди,
Не меньшее…
Так что же здесь болит?..
1956
***
Где вьётся хмель, к берёзе тонкой ластясь,
Где звонкий шмель в траве гудит струной,
Всё бродит нами преданное счастье,
Аукаясь с лесною тишиной.
Оно зовёт, оно чего-то ищет,
Кружит по нашим тропам без конца.
Вот заглянуло в прежнее жилище
И сходит, потрясённое, с крыльца.
Над ним плывёт осенний полдень яркий,
И счастье всё глядит из-под руки
На зреющие ягоды боярки,
На синеву мелеющей реки.
И вновь зовёт: “Подайте только голос –
Откликнусь я за тридевять земель,
Пусть даже в сердце что-то раскололось…”
… Шуршит, шуршит полузавядший хмель…
А жёлтый лист слетает вниз недаром,
И ветер им играет неспроста:
Спешит раздуть слепую мощь пожара
Из искорки опавшего листа.
И ни дойти до счастья, ни доехать –
Дорог обратных вновь не отыскать…
Ему печально отвечает эхо,
А мы молчим…
Нам нечего сказать.
1958
***
Я письма сжигаю. Я письма сжигаю.
Я их уничтожить огню помогаю.
Что, сердце,-легка ли свидетеля роль?
Но ты выносило и худшую боль!
Неужто сейчас не хватает отваги
Следить, как огонь подползает к бумаге,
Как с криком беззвучным чернеют листы?
Я , кажется, просто сильнее, чем ты:
Я письма сжигаю. Я письма сжигаю.
прошлым я стать помогаю.
1964
***
Густой туман окутал травы,
Плутал по тропам, а к утру
Он сделал папоротник ржавым
И первый груздь нашел в бору.
Он кисти раскалил калинам,
Он в листья искру заронил
И вместе с выводком утиным
По сини озера уплыл…
И разом поняла природа,
Что лету собираться в путь,
Что даже ясная погода
Уже не может обмануть!..
О том, что миновало лето,
И сердцу нужно тоже знать –
Запомнить первую примету
И уж потом не забывать,
Чтоб вовремя с теплом проститься
И не дрожать под ветра свист,
Когда на ветке будет биться
Последний лист…
Последний лист…
1957
Слепой дождь
При солнце дождь слепым зовется.
Он вправду был тогда слепым
И осыпал нас, как придется,
Летящим золотом своим!
А мы, ослепнув поневоле,
Вдвоем бежали под дождем
К пустой сторожке в чистом поле,
И ты сказал мне: «Переждем!»
Ломились молнии в оконце,
Сверкая лезвием ножа…
Я помню дождь, слепой от солнца,
В нем каждой каплей дорожа.
Я вновь хожу с его дарами
Средь нами брошенных дорог…
Ты не убил меня, не ранил,
Ты просто отнял все, что мог.
Но грозовое наше лето
С внезапным росчерком огня
И этот дождь, слепой от света,
Отнять не можешь у меня!
1958
***
Любовь бессмертна, помни это.
Умру я – жить ей и тогда,
Пока есть песня у поэта,
А в небе ломкая звезда.
Пока в апреле тополиный
Весна разматывает дождь,
Пока от трели соловьиной
Сердца охватывает дрожь.
Одолень-трава
По заводям, где от жары и света
У камышей кружится голова,
Кувшинки расцветают каждым летом,
Они зовутся –
одолень-трава.
Коль в путь собрался от родимой двери,
Добудь их корень ночью из воды,
И он спасет,
по древнему поверью,
От лиходея, кривды и беды.
Ничьих наветов в этот час не слушай,
Лишь говори приветные слова,
И сбережет твою живую душу
Заветный корень – одолень-трава.
С ним одолеешь все крутые горы,
Туманы не пойдут наперерез,
Вглубь не заманят синие озера
И не обманет самый темный лес.
С ним не страшись ни сглазу и ни горя,
Змеи-тоски и вражеской руки,
Носи его у сердца, этот корень,
Порою даже сердцу вопреки!
Найди его, и он во всем поможет ?
Так говорит народная молва…
Я этот корень отыскала тоже ?
Ты помоги мне, одолень-трава!
1957
На заветных моих островах
На зеленых моих островах
Обитает волшебная птица.
Значит, здесь хорошо ей гнездиться
На тенистых моих островах.
Хочешь, синею птицей зови
Зимородка, сверкнувшего в чаще…
Понимаю все чаще и чаще:
Не поймаю — лови не лови!
Но на тихих моих островах
Без того, видно, счастья довольно:
Ветер вольный, и сердцу не больно
На раздольных моих островах.
Здесь под вечер горит костерок,
Тянет дымом и доброй ушицей,
Свет заката с восходом роднится,
И родится предчувствие строк.
А еще на моих островах
Звезды с неба ныряют в осоки.
Наступают особые сроки
На полночных моих островах:
Одиноким — не ведать тоски,
Беспокойным — дождаться покоя.
Уверяю — бывает такое
Лишь у этой негромкой реки.
На приветных моих островах
Непременно отступят невзгоды.
Ты вглядись-ка в прозрачную воду
На заветных моих островах!
1967
Ветер одиноких дорог
А я всю жизнь тебя любила.
Тебя любила. Одного.
Лишь на земле не находила
Нигде подобья твоего.
И даже тот, кому я дочку
Когда-то родила на свет,
Был, как предчувствие, как строчка,
Которой продолженья нет…
Простите все, кому казалось,
Что я на счастье вручена,
Кому в душе не отзывалась
Моя беззвучная струна.
Лишь на твоё прикосновенье
Она откликнуться могла,
Но встреча даже на мгновенье
Дана судьбою не была.
Я думаю – на белом свете
И ты, наверно, одинок,
Седую прядь откинул ветер
Тех нескрестившихся дорог.
А я всю жизнь тебя любила,
Тебя любила. Одного.
Лишь на земле не находила
Нигде подобья твоего.
1977
***
Мой дом лесной крест – накрест заколочен
До нового весеннего тепла.
Короче стали дни. Длиннее ночи.
И тропка от порога увела.
По ней недавно ускользнуло лето,
Успев в калитку осень пропустить,
И протянуло, словно эстафету,
Ей паутины золотую нить.И осень здесь согласна быть хозяйкой.
Она с улыбкой ясной на лице —
Скупого солнца осторожный зайчик
Ещё не гаснет на моём крыльце.Ни облака пока на небе синем,
Ни ветра, что ограбит до листа.
Но день придёт – траву оденет иней
И шмель замрёт на венчике цветка.Рябина, чей наряд прощальный пышен,
Устанет слушать длинные дожди
И станет гладить старенькую крышу,
Её, как друга, утешая :
“Жди! “…А ждать чего ?
Вот – вот порхнёт снежинка,
Там и зима свою покажет власть…
Но тонкая надежды паутинка
Ещё дрожит, ещё не порвалась.
1976
В деревне
Шорохи ночные снова слышу
В долгий час бессонницы своей.
Что стучит по деревенской крыше?
Что скользит и катится по ней?
Дождик? Нет — на небе ясны звезды.
Может, ветер? За моим окном
Полусонный неподвижный воздух
Ни одним не шелохнет листком
Может быть, опять подкралось Лихо,
Отыскало и войдет сейчас?..
Но лежу и улыбаюсь тихо,
Вспомнила — так было здесь не раз.
Это — утомясь любовной мукой,
Выпав из тумана у реки,
Ошалело валятся со стуком
Грузные усатые жуки.
На спине скользят до края крыши,
Лапками устало шевеля…
Жаром сбереженным слабо дышит
Им навстречу добрая земля.
Но перевернуться успевая,
Не срываясь с крыши наугад,
Повисают те жуки у края,
Крылья расправляют и летят.
Справились с волненьем и смятеньем,
Слабость поборов и немоту.
Слышу басовитое гуденье —
Значит, набирают высоту.
Значит, отдохнули… Проступает
В темном небе розовый рассвет.
Улыбаюсь, тихо засыпаю…
Лиха нет. Ненастья тоже нет.
1970
Начало августа
Снова август — осенняя ржавость.
Дождь грибной прошуршал по земле.
Затихает лесная держава
В остывающем этом тепле.
Чуть стемнеет — вполнеба зарницы,
Тьмы и света немая игра.
А бессонница рядом садится
И со мной говорит до утра.
От реки подползают туманы,
В них мой домик, как лодка, плывет.
На коньке петушок деревянный
С неба спелые звезды клюет…
1969
***
А дождик шуршит и бормочет
Всю ночь над избушкой, всю ночь.
Он хочет помочь мне, хлопочет,
Он знает, что сердцу невмочь.
Он шепчет: «Я враг непокоя.
Я мох окропил голубой.
Лосиха прошла к водопою,
Лосенка ведя за собой.
Грибы из-под хвои на волю
Я выпустил в хмуром бору,
С ромашками сонными в поле
В пятнашки затеял игру.
Усатый вьюнок у ограды
Со мной, потаенным, в ладу…
Не думай о трудном, не надо –
Руками беду разведу.
Не думай о трудном, не надо.
Я добрый, я тихий, рябой…
Настала пора листопада,
Я осень веду за собой.
И утром развеются клочья
Тумана и двинутся прочь…»
Так дождик шуршит и бормочет,
Шуршит и бормочет всю ночь.
Я знаю, что сонмы дождинок,
Рассветного солнца дождясь,
Качнутся в сетях паутинных,
Как светлая память дождя.
Начнутся, прекрасны и ясны,
Осенние дни над рекой…
…Очнуться бы сердцем ненастным,
Поверить бы в этот покой.
1970
***
Ни радости, ни боли, ни стихов.
И сердце ни на что не отвечает.
А меж вторых и третьих петухов
Бессонница крепчает и крепчает.
Так, значит, старость, мы лицом к лицу,
И незачем хитрить и притворяться.
Здесь август. Лето подошло к концу.
Но в полночь звезды падают к крыльцу
И ежечасно чудеса творятся!
То — дрозд у белки шишку отберет,
То — костяника кулачком помашет,
То — паутина влагу соберет,
А срок придет — алмазы мне покажет.
То — козодой рванется из-под ног,—
Он задремал с птенцом на косогоре,—
И тут же даст мне мужества урок:
Падет подранком, словно изнемог,
Тем отводя непрошеное горе…
Ну, что же, старость, силы отнимай
И надо мною торжествуй победу…
Ты только душу, душу не замай —
Я в этот край еще не раз приеду!..
1968
Ночная гроза
Сначала долго не спалось,
И ночь, таясь, молчала.
А сон пришел — и началось,
Невнятное сначала.
Сквозило что-то через сны,
Сквозь сны томя тревогой,
Возилось что-то у стены,
Шуршало за порогом.
Во тьме шушукалось с листвой…
И сон исчез, как не был,
Когда над самою избой
Вдруг раскололось небо!
И словно сдав тоску на слом
И сразу став счастливей,
Рванулся ливень над селом,
Пошел стеною ливень!
И мрак мгновенно осветив,
Как осветитель сцену,
Вонзился молнии извив
В ту водяную стену.
Казалось, рухнул мир земной —
Так все вокруг гремело.
И то, что делалось со мной,
Понять я не умела.
А это — сдать тоску на слом
И сразу стать счастливей
Учил, бушуя над селом,
Ночной веселый ливень.
И выпрыгнув из темноты
И обесцветясь светом,
Насквозь промокшие цветы
Советовали это!
Когда же туча в вышине,
Устав, отгрохотала,
Рассвет сказал о том же мне,
Торжественный и алый.
А ласточки рассвет крылом,
Как вывод, подчеркнули…
И помнил только бурелом
Все грозы, что минули.
1970
***
Темнеют за лиловой дымкой дали.
Березы у околиц замолчали –
Спокойный воздух августа не клонит
Усталых листьев нежные ладони.
Еще храня полдневный зной в пыли,
Дороги мирно отдыхать легли.
Лишь изредка встревоженною птицей
Махнет крылом далекая зарница,
И кажется немое трепетанье
Прошедших гроз скупым напоминаньем.
А ночь, идя полями не спеша,
Пьет тишину из звездного ковша.
1939
Моление о детях
Вздымают кедры к небесам
Своих детишек.
Входи смиренно в этот храм
Кедровых шишек.
Сбивать их не спеши – беда
Их сбить с вершины:
Ведь завершение плода
Не совершилось.
Пока спелёнутый орех
Ещё не вызрел,
Твоя поспешность – тяжкий грех,
Как в сердце выстрел!
Вздымают кедры к небесам
Детей с моленьем:
“Не оскверняйте, люди, храм
Их избиеньем!..”
1974
***
Как чаша мёдом, полон жаром день.
Пылят крылом цыплята под навесом.
И, тень найдя, забились под плетень
Собаки, ночь набегавшись по лесу.
Восходит солнце медленно в зенит.
Старуха вдаль глядит из-под ладони.
У молоканки тоненько звенит
Бродяга-ветер в вымытом бидоне.
Покой и тишь на речке, и в леске,
И в пахнущих полынью переулках…
Лишь радио, как жилка на виске,
Пульсирует взволнованно и гулко.
1963
***
Всю жизнь мы сетуем на жизнь.
Но отчего же
Мы сознаем, что нет для нас
Ее дороже?
Всю жизнь мы сетуем на жизнь.
Так почему же,
Когда идет на смену смерть,
Мы горько тужим?
А Жизнь и Смерть, как две сестры, –
Нельзя разъять их:
Наш срок земной – им просто миг
Рукопожатья.
1976
***
Я верю, люди, вы вернетесь
К моим стихам, как к родникам.
Смеясь и плача, вдруг очнетесь,
Послушные моим словам.
Не потускнеет, не загинет
Строка за долгие года,
И вас, как жаждущих в пустыне,
Живая напоит вода.
Она вам будет, как награда,
И тот, кто шел издалека,
Познает истинную радость
В прозрачной свежести глотка.
1972
***
Вспоминайте меня, когда больше не будет меня —
Рядом с вами, поверьте, ни славы, ни денег не надо,
Но когда я уйду, как уходит пора листопада,
Вспоминайте меня, я прошу, вспоминайте меня.
Вспоминайте меня
На заречном лугу тонкий месяц заснул на стогу,
Рыба сонно плеснула, звезда отдаленно блеснула,
И укрывшись туманом, река потаенно
вздохнула
И закат загорелся на темном ее берегу.
Пусть в душе защемит от мерцанья ночного огня,
Пусть любовь и печаль на мгновение в вас встрепенутся —
Может быть, только так и смогу я на Землю вернуться,
Вспоминайте меня. Я прошу – вспоминайте меня!
1978
Из книги Е. Стюарт “Полынь и солнце”: Москва, “Советский писатель”, 1979.
