Стихотворения Кэтлин Рейн в переводах Е. Фельдмана

Стихотворения Кэтлин Рейн в переводах Е. Фельдмана

Буря

Бог во мне – ярость на голой пустоши,
Бог во мне – потрясает духовное царство моего неба,
Бог во мне – огонь, в котором я сгораю.

Бог во мне – кружит облако и вызывает дождь,
Бог во мне – кричит одинокой безымянной птицей,
Бог во мне – бьёт мою голову о камень.

Бог во мне – четыре мировые стихии бури,
Бушующей в бесприютном пространстве души
Снаружи, за закрытыми дверями моего Гонерильиного сердца!

Любовь

Лицо твоё – лик земли, что земля ко мне обращает;
Уходя непрерывно за грань возможностей рода людского,
Предо мной простирается тело твоё, подобное горной стране,
что недвижно лежит под небесным покровом.
Радуга, солнечный свет, переливаясь, глядят на меня твоими глазами;
Лес и цветок, животное, рыба и птица
Знают меня и вечно хранят меня в мыслях окружного мира,
В прошлом, что, вглубь уходя, к Сотворенью идёт безмятежно.

Ты прикоснулся ко мне, и земля, где живу я,
Завоевала меня, – её зелёные травы,
Скалы её, и реки её, и зелёные наши могилы,
И дети грядущие наши, и прародители наши,
Те, что в чреде поколений с любовью дошли к нам от Бога.
Сходит любовь твоя, сходит ко мне со дня сотворения мира,
С перстов отеческих сходит, струится сквозь тучи,
Светом своим осеняет морскую поверхность.

Тело твоё изучила рукою, и знаю:
Всё заполняет любовь, владенья её – безграничны;
Знаю: объятья твои – объятья целого мира.
В нас, континентах, в нас, облаках, в нас, океанах,
Встречаются наши случайные «я», что заполнила ночь до отказа,
В нас, чьи сердца охвачены благоговеньем,
в нас, чьи тела охвачены сном благодатным.

Признания

Желая познать всё,
Я просмотрела каждую частицу,
Содержащую в себе
Непознанное в целом.

Желая одной великой любви, любви совершенной,
Такой, что навсегда вознаградила бы меня за мою любовь,
Я упустила из виду, что любовь, принимая тысячи обличий,
Понемногу, помалу присутствует везде.

Книга за книгой, книга за книгой, –
Я читала их всю жизнь, я искала в них мудрость,
Но годы шли, и я поступала лишь так,
Как подсказывал мне мой собственный разум.

Прости меня, прощатель,
Будь ты всеведущим и бесконечным
Или кем-то иным, незамеченным,
Причинившим боль моему существованию.

Если я – такая, какая я есть,
То что ещё мне остаётся, кроме как жить и заблуждаться
на каждом шагу?
И всё же… И всё же любовь
Исцеляет сердце
И привносит смысл в хаос, окружающий нас!

“Древняя речь”

Гаэльские барды, их восхваляют, их превозносят до небес, – тех, кто
четырнадцатью прилагательными
Описывает одну неделимую душу своей узкой горной долины;
Ибо что они такое, все эти долины и стремнины, как не многочис-
ленные свойства,
Несметные осложнения и трудности, составляющие всякую душу?
Что они такое, эти острова, как не песня, спетая голосами самих ост-
ровов?
Пастух поёт о том, что осталось на памяти его предков,
И песня делает его мудрым,
Но лишь до тех пор, пока он поёт
Песни, которые были старыми уже тогда, когда сами старики были
молодыми,
Песни только этих холмов и песни именно этих островов,
Потому что в этом языке нет слов для других холмов и других
островов.

Горы подобны манне, ибо придёт день,
И воздастся каждому по заслугам его.
Чужаки, – они уже присоединились к этому пению, но это совсем
не то, что поют смуглые гребцы, сидящие на веслах,
И это совсем не то, что поют златовласые сыновья королей,
Чужаки, – их мысли не приспособлены к подъёму и падению волн,
К ритму серпа, весла и каждодневной дойки,
Чужаки, – их слова делают любимые вещи чужими и ничтожно
малыми,
Лишёнными всего, что делало их ясными и сердечно восчувствованными.
Есть душа мира, и есть наши слова. У них – иная вера.

Признания
Желая познать всё,
Я просмотрела каждую частицу,
Содержащую в себе
Непознанное в целом.

Желая одной великой любви, любви совершенной,
Такой, что навсегда вознаградила бы меня за мою любовь,
Я упустила из виду, что любовь, принимая тысячи обличий,
Понемногу, помалу присутствует везде.

Книга за книгой, книга за книгой, –
Я читала их всю жизнь, я искала в них мудрость,
Но годы шли, и я поступала лишь так,
Как подсказывал мне мой собственный разум.

Прости меня, прощатель,
Будь ты всеведущим и бесконечным
Или кем-то иным, незамеченным,
Причинившим боль моему существованию.

Если я – такая, какая я есть,
То что ещё мне остаётся, кроме как жить и заблуждаться
на каждом шагу?
И всё же… И всё же любовь
Исцеляет сердце
И привносит смысл в хаос, окружающий нас!

Конец любви

Расстались навек,
И теперь всё едино, –
Что ветер, что снег,
Что любимый мужчина.

Не вижу с тоски я
Ни сердцем, ни взглядом
Потоки людские,
Текущие рядом.

Для терпящей крах
То не «леди», не «сэры»,
То движется прах
Бесконечный и серый.

В том прахе, я знаю, –
Любимый и лучший,
Кого провожаю
Слезою горючей.

Тревожусь из-за денег

Тревожусь из-за денег… Такое чувство, словно влачу на себе
власяницу…
Лежу в постели и борюсь с собственным ангелом…

Управляющий банком не смог предоставить мне отсрочку до другого дня,
Но сама жизнь будит меня каждое утро, и любовь

Побуждает меня выступать в роли дающего,
Хотя сейчас, в данную минуту, у меня нет денег на банковском счету, и я
бы просто должна

Прекратить существование в мире, где бедность –
Постыдное и позорное преступление.

Что делать? Посоветовать некому. И вот я открываю Библию,
Закрываю глаза, сразу нахожу нужное место

И читаю, что из того, что есть в закромах и в кувшине,
Немного муки и масла
Вдова с молодым сыном вначале должны выделить пророку, человеку Божию.

Морские раковины

Опустившись в чистую воду на глубину протянутой руки,
На белом песке под волнами собрала я
Морские раковины, которые прибивало к берегу, где только одна я
Населяла ограниченный, смертный мир, состоящий из годов и дней.
Я протянула руку к мириадам лет,
Чтобы собрать сокровища с миллионыжды поза-поза-позавчерашнего морского дна,
И пальцы мои удержали формы, изваянные в день сотворения мира.

Отстраивая свою красоту в трёх измерениях,
За пределами которых мир не вмещается в наше сознание,
И в четвёртом, которое поглощает нас целиком –
Из минуты в минуту, из года в год,–
С самого начала до самого конца они остаются в своём непрерывном настоящем.
Спираль поворачивается, словно вечная мысль,
Незамедлительная и мгновенная от кончика до ободка,
Словно танец, каждая фигура которого – блюдечко, или мурекс,
Или каури, или золотистый береговичок.1

Они спят на дне океана, похожие на игрушечные волчки,
Чья музыка – перламутровая октава радуги,
Мелодичные раковины, что вечно шепчут нам в уши:
«Мир, что вы населяете, ещё не создан!»

Перевод: Е. Фельдамана