Цветы
Так мог придумать только ты.
Другим бы и не снилось:
Ты мне почти купил цветы
Но что-то там случилось:
То магазин закрылся. То
Такие розы – чудо –
Ты выбрал. Но вернул потом:
«Вдруг не возьмёт? Не буду».
Я улыбнулась… Я и ты
С тех пор давно расстались.
Но те твои “почти цветы”
Не высохли. Остались.
После обеда. Венди Коуп.
Простившись с тобою, иду через мост,
И дует в лицо мне промозглый норд-ост.
Лицо вытираю платочком из льна –
Стараясь не думать, что я влюблена.
Идя через мост, повторяю одно:
«Все это – пустяк. Просто флирт и вино».
Но мудрый шарманщик, живущий в груди,
Мне что-то другое упрямо твердит.
Иду через мост. Я хочу танцевать!
«Не будь идиоткой!» – «Да мне наплевать!»
И слышу: в груди – просто топот коней!
Как ум не старайся, а сердце – главней.
Замкнутый круг
А надо жить. Начнёшь читать.
Идёшь к психологу опять.
Меняешь стрижку и духи.
Кропаешь прозу и стихи.
Не куришь. Бегаешь. Не пьёшь.
Ужасно правильно живёшь.
Но всё впустую. Боль в висках.
И жизнь – зелёная тоска.
Ты хочешь сесть и тихо выть.
И всё же, как-то надо жить.
Утрёшь глаза – и вид на «ять».
Идёшь к психологу опять.
Находишь «принца» своего
И что-то лепишь из него.
Но всё впустую. Боль в висках.
И жизнь – зелёная тоска.
Ты воешь. Бьёшь в сердцах духи.
Все время ешь. Строчишь стихи,
Вовсю стараясь не курить.
И всё же, как-то надо жить.
Беспокойство
Я волнуюсь за тебя.
Мы так долго не встречались.
Ты – один? Всегда печален?
Без меня ты вне себя?
Я волнуюсь. Сон нейдёт.
Все гадаю: как ты, бедный?
Неприкаянный и бледный?
Иль – совсем наоборот?
Беспокойство – острый нож!
Говорят, мужчинам тоже
Боль разлуки сердце гложет.
Боже, как меня тревожит
Мысль, что, может, это – ложь!
Новогодний тост
Опять проклятый Новый Год настал.
Давайте ж выпьем – за любовь повсюду,
За мир, чтоб счастлив был и стар, и мал!
И пусть мужчины вымоют посуду!
Имена
«Элиза». Только несколько дней,
Когда она родилась, ее звали «Элиза».
«Элиза-Ли». Потом – просто «Ли».
Когда она начала работать в булочной на углу,
Ее звали «Мисс Стюард».
Потом – «Моя любимая», «дорогая», «мама».
Овдовев в тридцать, она вернулась на работу.
Теперь уже – как Миссис Хэнд.
Дочь выросла, вышла замуж, родила.
А ее теперь звали «Бабуля».
«Меня зовут Бабуля», – говорила она гостям.
Так ее все и звали: друзья, продавцы, врачи.
В больнице для престарелых
Их звали по именам в документах.
«Ли, – сказали мы, – или Бабуля».
Но в бумагах такого не значилось,
И в эти последние жуткие несколько дней –
Как когда-то, ее звали «Элиза».
Триолет в девять строк1
О, Господи, ну что ж мы натворили,
Моя любовь, мой ангел – и т. д.
Остаться только б… только я не в силе.
О, Господи, ну что ж мы натворили –
Нас чувства завертели-закружили,
Но правила! Их никуда не деть.
О, господи, ну что ж мы натворили
(Я правила виню в своей беде),
Моя любовь, мой ангел – и т. д.
Тич Миллер
Тич Миллер носила очки
В пластмассовой розовой оправе.
Одна нога у нее была на три размера больше другой.
Когда выбирали команды для спортивных игр,
Она и я всегда оставались последними
У решетчатого забора.
Мы старались не смотреть друг на друга,
Наклоняясь – надо бы завязать шнурок –
Или делая вид, что очень заинтересованы
Полетом какой-то веселой птички, только бы
не слышать оживленный спор:
«Берем Табби!» – «Нет, лучше Тич!»
Обычно выбирали меня, лучшую из двух чурок,
А невыбранная Тич ковыляла
В задние ряды другой команды.
В одиннадцать лет мы разошлись по разным школам.
Со временем я научилась отыгрываться,
Подкалывая хоккеистов, не умеющих правильно писать.
Тич Миллер умерла в двенадцать лет.
Английская потешка
В стиле Ульяма Вордсворта
Пел жаворонок с сойкою в вышине,
Под солнцем тихо нежилась земля.
Вдруг услыхал я дальний, как во сне,
Звук жалобного блеянья в полях.
Я обернулся на сей грустный стон
И увидал Барашка, как он есть.
Глядел я – и мне чудилось, что он
Черней существ иных, что носят шерсть.
И я пошел на этот тихий глас.
Потом, учтиво встав у родничка,
Его спросил я: «Есть ли шерсть у Вас?»
Он рек в ответ мне кротко: «Три мешка».
Любезно объяснил он, не таясь,
Все про мешки: зачем и для кого.
И много лет спустя ликую я,
В воспоминаньях видя шерсть его.
Триолет
Я думала поэты байроничны:
Безумный и губительнейший клан.
Но, наконец, я их узнала лично…
Я думала поэты байроничны!
Они, как сок без водки, демоничны,
Безудержны, как пенсионный план.
Я думала, поэты байроничны:
Безумный и губительнейший клан.
