Это кажется мистикой, но не является таковой, потому что придумано жизнью, а не человеком.
ИЗ ГЛУБИНЫ СТОЛЕТИЙ
На первом заседании т.н. Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака 21 января 1920 года председатель К.А. Попов задал бывшему Верховному Правителю Российского Правительства в Омске Александру Васильевичу Колчаку вопрос:
– Здесь добровольно арестовалась г-жа Тимирева. Какое она имеет отношение к вам?
– Она – моя давнишняя хорошая знакомая; – ответил Колчак, – она находилась в Омске, где работала в моей мастерской по шитью белья и по раздаче его воинским чинам – больным и раненым. Она оставалась в Омске до последних дней, и затем, когда я должен был уехать по военным обстоятельствам, она поехала со мной в поезде. В этом поезде она доехала сюда до того времени, когда я был задержан чехами. Когда я ехал сюда, она захотела разделить участь со мною.
– Скажите, адмирал, она не является вашей гражданской женой? Мы не имеем право зафиксировать этого?
– Нет.
Член комиссии Алексеевский задает еще один вопрос:
– Скажите нам фамилию вашей жены.
– Софья Федоровна Омирова, – отвечает адмирал. И произнеся несколько слов о своих родителях, продолжает:
– … У меня есть одна сестра – Екатерина; была еще одна маленькая сестра – Любовь, но она умерла еще в детстве. Сестра моя Екатерина замужем, фамилия ее Крыжановская. Она осталась в России; где она находится в настоящее время, я не знаю. Жила она в Петрограде, но я не имею о ней никаких сведений с тех пор, как я уехал из России».
На этом кончим цитирование, ибо завязка состоялась. Названы два имени, которые будут главными героями нашего повествования, задана фабула – загадка судьбы одной из героинь.
ДАР ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
Мы не будем перетасовывать колоду исторических фактов, уже много раз выложенных на стол общественного интереса. Отношения русского ученого, Адмирала, Верховного Правителя и Диктатора Александра Васильевича Колчака и великолепной светской женщины, дочери многолетнего директора Московской консерватории Анны Васильевны Тимиревой были темой многочисленных публикаций, документальных и художественных фильмов.
В любой библиотеке есть книги, журналы и газеты, из которых можно узнать детали этой истории. Есть там и «рыбинская тема». В частности, в центральной нашей библиотеке, в читальном зале есть книга «Дорогая, обожаемая Анна Васильевна», наиболее полно представляющая тему личных отношений этих выдающихся личностей. Но мы поведаем кое-что новое и неожиданное.
Как известно, Анна Тимирева (в этот период Анна Васильевна жила под фамилией Книпер – по последнему браку) провела в Рыбинске два ссыльных срока: с 1947(?) по 1949 и с 1954 по 1960 гг. 1-й ее приезд сюда, как свидетельствовал ее племянник Илья Сафонов, был во многом случаен, и, скорее всего, состоялся не по ее инициативе, ссылка она и есть ссылка. А вот 2-й приезд, даже если опять же – не ее воля – я уверен, был для нее вполне желаемым и ожидаемым. Почему ?
Дело не в том, что место было обжитым. Здесь же ведь, элементарно ее подставили, сдали коллеги по цеху. Но что-то было более значимое, более важное, что тянуло ее на прежнее место, хотя и не милое и не ласковое.
Отгадка в круге знакомых и тех рыбинцев, к которым непреодолимо тянулась душа ссыльной.
Актриса рыбинского драматического театра Галина Райкова организовала для меня встречу с бывшей актрисой театра Лилией Александровной, женой бывшего же режиссера Шустермана, в те времена совсем юной актрисой.
Театр в те времена – 50-60-е годы внутри выглядел по-другому. Сцена размещалась на втором этаже. Маленький «купеческий» зал на 300 человек. На сцене можно было разговаривать шепотом, акустика была просто великолепная. Когда вскрыли сцену, рабочие закричали: «Идите сюда, все идите сюда!». Под половицами оказалось битое стекло. Большие и маленькие кусочки битых ваз, бутылок. Они служили отражателями звука.
В 60-е годы театр был закрыт на ремонт. Бутафорский цех находился в подвальном помещении. До своего личного знакомства с Анной Васильевной все, что она знала о ней, это некие разоблачительно-презрительные опусы газетчиков, сообщавших, что в военных походах «кровавого Колчака» на Урале того сопровождала какая-то легкомысленная кафешантанная певичка…
Первое впечатление было обманчивым. «Пройдет мимо – не оглянешься», – говорит Лилия Александровна.
А потом… Ее неизменно удивляло, что режиссер театра – это был конец 50-х – Юрий Георгиевич Лаппо-Старженецкий, всякий раз, когда Анна Васильевна появлялась в театре, подходил к ней и целовал ей руку.
Тогда молодую актрису это очень удивляла, что такой талантливый человек, замечательный режиссер оказывает такие знаки внимания какой-то бутафорше. Юрий Георгиевич имел дворянское происхождение.
Будучи членом партии, в минуты эмоционального возбуждения, случалось, громким голосом напоминал окружающим, что он – дворянин в таком-то поколении. В нечастые коллективные наезды в Москву он не упускал случая, чтобы сообщить своим коллегам, что на Новодевичьем кладбище есть целое фамильное захоронение пего предков – Лаппо-Старженецкий. И действительно, сослуживцы всякий раз убеждались в правоте сказанного.
Вспомнила, как выпускался спектакль «Диплом на звание человека». В этом спектакле интерьер украшала громадная хрустальная ваза на специальном подиуме. И по ходу спектакля эта ваза не единожды включалась в контекст развития событий. Это сейчас современным театральным бутафорам несложно сымитировать подобный предмет, тогда же – это было большой проблемой. За изготовление этой суррогатной хрустальной вазы взялась Анна Васильевна.
Как говорит сама Лилия Александровна, когда она первый раз смотрела спектакль из зала, эта ваза произвела ошеломляющее впечатление. В свете театральных прожекторов она сверкала всеми красками цветового спектра, она сияла своими алмазными гранями. После спектакля молодая актриса не утерпела и пробралась за кулисы, чтобы разгадать секрет этой необычной вазы. Ее ждало разочарование. Ваза была сработана из обыкновенных проволочек, на которые были нанизаны кусочки консервных банок. Только эти разновеликие кусочки были прикреплены столь искусно и так отражали падающий свет, что возникала иллюзия существования подлинной хрустальной вазы. «Это было непередаваемо, это было волшебство», – говорит Лилия Александровна.
По ходу спектакля актриса Марра Никитична Рунич (ее муж дружил с Анной Книпер их часто можно было застать за доверительной беседой) согласно задумке режиссера, неловко задевала эту псевдовазу и та летела с высоты человеческого роста на пол. Зал в этот момент в испуге зажмуривал глаза, ахал и охал, предчувствуя звонкий крах хрустального чуда. А когда героиня все-таки, ловила вазу, зал облегченно выдыхал и был совершенно счастлив, что она не разбилась. При этом Рунич кряхтя и напрягаясь, как бы демонстрировала, что ей стоит огромных усилий удержать эту посудину в руках, на самом деле – воздушную и легкую.
Лилия Александровна вспоминает, что Анна Васильевна, обладала, кроме дара человечности, даром творческим, профессиональным.
В другом спектакле на героико-патриотическую тему героиня должна была появляться в вечернем платье. Было сшито платье. Юрий Георгиевич сидел в зале на приемке сцены в костюмах. Рядом с ним в кресле расположилась Анна Васильевна. Лилие Александровне очень уж не нравился новый наряд – неуютный и неэстетичный. Режиссер с бутафором Книпер также пришли к выводу, что платье не годится, тем более, что героиня в нелепом наряде была якобы польской светской дамой.
– Это не годится, нет образа – произнесла Анна Васильевна и взялась довести платье до ума. И в конце концов, как это уже не раз бывало, Анна Васильевна сотворила еще одно произведение искусства.
– Я хорошо помню, как она доводила это платье. Я не уверена даже, – говорит Лилия Александровна, что качество моей игры, игры неопытной актрисы соответствовало качеству работы, проделанной театрального бутафора. Платье заиграло. Это было платье с декольте. Анна Васильевна украсила платье россыпью крупных и мелких фиалок. Половина подола украшено крупными фиалками, которые сходили на нет сбоку. Сверху на плечи была наброшена сетка, собственноручно сплетенной из тонкой льняной пряжи.
Молодая актриса возмутилась про себя: «Какая гадость!. Неужели эту сеть накинут на меня?». А Анна Васильевна, нимало не церемонясь с надувшейся актрисой, еще добавила на сетку пару мазков краской.
А когда молодая актриса надела на себя новый наряд, когда на нее все-таки накинули эту «гадость», она вдруг почувствовала себя польской княгиней, готовой к великосветскому балу на все сто. Платье потрясло всех присутствующих.
Самое интересное в том, Лилия Александровна, что молодая актриса узнала, кто именно мастерил для нее наряды, много лет спустя, когда в книге «Дорогая, обожаемая моя Анна Васильевна» прочитала ее биографию.
В 60-е годы по театру разнесся слух: «Анне Васильевне разрешили ехать в Москву! На постоянно». Она оформляет увольнение. К Лилие Александровне, бывшей тогда секретарем комсомольской организации, подошел парторг Валентин Сергеевич, прибывший в Рыбинск из Коми, Сыктывкара.
– Лиля, ты слышала, что Анне Васильевне разрешено ехать в Москву?
– Да, слышала.
– Давай сделаем так – ты проводи ее. Я не могу этого сделать, как парторг, да и другие члены партии.
– Конечно, я провожу.
Анну Васильевну провожали на вокзале в Москву Геннадий Королев, Агнесса Бирюкова,
Позже Агнесса с мужем Александром Давидовичем работала в Красноярском ансамбле танца. Однажды этот ансамбль прибыл в Ярославль с трехдневными гастролями, где в это время уже жили Лилия Александровна с мужем. Супруги Давидовичи пришли в гости к Лилие Александровне. После расспросов, рассказов Агнесса вдруг достает из сумочки фотографию интерьера с той самой знаменитой вазой из того самого спектакля «Диплом на звание человека». В этом спектакле Агнесса играла младшую дочку.
ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО, ИЛИ И ДРУГИЕ РЫБИНСКИЕ ЗНАКОМСТВА
Роясь в картотеке рыбинского архива, я вдруг наткнулся на ссылку на недавно сформированный личный фонд Марии Луарсабовны Челищевы. Даже не догадываясь, что ждет меня впереди, я неспешно перелистывал переписку Марии Челищевой и когда увидел подпись очередного адресата – «Анна Книпер», подпрыгнул на стуле. Значит, они все-таки, были знакомы и встречались в Рыбинске… Они – любимая дочь директора Московской консерватории Василия Сафонова Анна Сафонова-Тимирева-Книпер, гражданская жена адмирала Колчака и любимая ученица Сафонова Мария Абуладзе (Челищева).
Одна приехала по своей воле в Рыбинск на постоянное место жительства в 1910 г. с мужем, дворянином, представителем знаменитого русского рода Александром Сергеевичем Челищевым, чтобы прожить здесь долгую жизнь вплоть до 1970, когда она перебралсь в Ленинград к дочери…
Другая жила здесь наездами, вернее сказать, ссылками в два приема по 3 и 6 лет. Не то, что дружба, но даже знакомство с бывшей пусть и гражданской женой врага советской власти могли испортить любому гражданину и репутацию и жизнь.
Поэтому, зная, что эти две талантливые, великолепные женщины, вращавшиеся в высшем русском свете, бывавшие на великокняженских балах и приемах, в одно время мыкали свое житье-бытье в провинциальном городе, я терзался загадкой: встречались или не встречались, разговаривали или не разговаривали? Пощадила ли Анна Васильевна и в ее лице судьба-лиходейка Марию Луарсабовну Челищеву, подготовившую для музыкальной культуры страны не один и не два таланта?
Нет, не пощадила. Дала слабинку Анна Васильевна, и когда в Рыбинске, в который ее швырнули власти просто так – за 100 километр от Москвы. С момента гибели Александра Васильевича, а затем и сына Володи, после долгих десятилетий, полных душевного и физического одиночества, обнаружив, что в совершенно чужом ей городе волею же судьбы обитают люди, составлявшие когда-то один круг, одно общество, она она тут же лишилась привычки и способности жить в состоянии внутренней эмиграции, внешней отвлеченности от происходящих событий. Она нашла и лице Марии Челищевой близкого ей человека, или человека, которого она могла считать таковым. И она, отбросив всякие сомнения, проводила у Челищевой и дни и ночи.
Зловещая тень вины без вины, настигшая ее из-за близости с Колчаком, словно заразная болезнь перешла и на Марию Челищеву.
Не раз культурная общественность ходатайствовала за Челищеву о присвоении ей звания «Заслуженный деятель культуры»… Власть только мычала в ответ, бросая жалкие подачки в виде грамот и благодарственных писем.
Аукнулись ей ее добросердечие и чувство благодарности к дочери того, кто однажды взял ее под свое личное покровительство, когда у девочки Маши не было чем платить за учебу.
Но вчитаемся наконец, в текст письма подчеркнув, что мы приводим это драгоценное для рыбинской да и отечественной историографии письмо пунктуально точно, лишь выправив орфографию.
Дорогая Мария Лауарсабовна (так в письме – В.Р.).
Поздравляю Вас одновременно с Новым годом и днем Вашего рождения, который Вы так ловко подгадали к 1-го января. Воображаю, как Ваша мама весело встречала Новый год 80 лет тому назад: хе-хе!
Я надеюсь, что Вас не слишком замотают всякими чествованиями. Хотя смешно было бы со стороны рыбинцев не отметить такую дату. По справедливости роль Вашу в культурной жизни города со счета не скинешь.
Жалею, что Руслан заведуют пельменной, а не в музее. Несмотря на его истинно польское легкомыслие и закидчивость, он был человек инициативный, перспективный и неглупый. У него были идеи в музейной работа.
Жаль, жаль! Тем более что это лишает меня возможность поработать в Рыбинске и повидать таким образом Вас, а это немаловажный аттракцион, милая моя Мария Лауарсабовна.
Каждый день, завязывая легкий клетчатый шарф, вспоминаю Вас, и как мне славно жилось на Вашем диване. Надеюсь, что фильм с Вас все таки снимут и в каком-нибудь киножурнале я Вас таки увижу. или Вы соберетесь и приедете в Москву и тут то я Вас повидала. Как Ваша Наташа Голохвастова. Кто Вас радует из учеников в этом сезоне? Кто огорчает – я не спрашиваю, их всегда хватает. Какой туалет Вы себе делаете к дню рождения ? Знаю я какая Вы франтиха ! А Ваше черно-белое (вернее бело-черное) платье я в жару не снимала, такое оно было удобное во всех случаях жизни.
Целую Вас, милая, милая Мария Лауарсабовна !
Любящая Вас,
Ваша Анна Книпер.
21/XII 63.
В тексте письма есть еще два персонажа из рыбинского периода жизни Тимиревой: Наташа Голохвастова и некто Руслан. Первая – ученица М.Л. Челищевой; 2-й, судя по всему, работавший в те годы в музее научный сотрудник. События, упоминаемые в письме Анны Васильевны относятся к началу 60-х годов и довольно подробно отражены в прессе тех лет. Наши попытки выяснить у одного из героев письма детали жизни Тимиревой в Рыбинске ни к чему не привели…
Был еще один временный житель Рыбинска, встреча с которым буквально ошеломила Анну Тимиреву. Речь идет о священнослужителе Борисе Георгиевиче Старке. Она был младше Тимиревой на 14 лет. Впервые увидел ее в Кронштадте в доме своего отца – морского офицера (Александр Колчак и Георгий Старк дружили и позже воевали против большевиков). С первой же встречи образ Анны Тимиревой странным образом совпавший с образом Анны Карениной прочно вошел в его сознание и память. «Она всегда напоминала мне Анну Каренину. Очень эффектная дама, всегда в черно-красном одеянии, она наносила визиты моей бабушке по материнской линии, бывшей замужем за адмиралом Развозовым». Жизненные пути Бориса и Анны надолго разошлись. Семья Старков эмигрировала во Францию. Его имя в светских и религиозных хрониках встало в один ряд с именами известных русских эмигрантов, в том числе с именем Шаляпина. В 1952 году вернулся в Россию. В начале 60-х Борис Старк служил настоятелем Вознесенско-Георгиевской церкви. Его имя даже потрепала городская газета по какому-то пустяковому поводу, поставив галочку в плане горкома партии по борьбе с религиозным «мракобесием». В этой же церкви и состоялась новая встреча давних знакомых. Анна Васильевна время от времени наезжала в Рыбинск и обходила знакомые места. Старк не то чтобы узнал, а скорее угадал в ней ту самую «Анну Каренину». Они проговорили несколько часов. Позже, когда Старка перевели в Ярославль, они состояли в переписке.
«ОНА ОСТАЛАСЬ В РОССИИ…» – В РЫБИНСКЕ
Анну Васильевну Тимиреву влекло в Рыбинск еще по одной совершенно невероятной причине: здесь долгое время жили и работали близкие родственники адмирала А.В. Колчака: родная сестра и племянница.
Родная сестра Александра Колчака, если верить материалам допроса Верховного правителя, бесследно исчезла в 20-е годы… Во всяком случае, для Колчака. Можно конечно, представить, что адмирал таким образом пытался обезопасить своих близких, как это он пытался сделать в случае с Анной Тимиревой. Но еще до сих пор на некоторых православных сайтах можно прочитать, что Екатерина Васильевна Крыжановская с дочерью похоронены были на одном из ленинградских кладбищ, которое ныне не существует. Сейчас я понимаю, что это могло быть легендой, придуманной близкими Крыжановских ради спасения их жизни в те драматичные времена.
Екатерина Васильевна Колчак вышла замуж за капитана 2-го ранга Николая Николаевича Крыжановского. Его судьба заслуживает отдельного рассказа. По одним данным он эмигрировал в Америку, по другим данным был расстрелян по т.н. «Делу о ленинградских гвардейцах». Но это отдельная тема.
По некоторым сведениям, после отъезда из Ленинграда Е.В. Крыжановская с дочерью Ольгой жили в Херсоне. А вот последние годы жизни она доживала в Рыбинске, в деревянном доме. Ее адрес в последние годы жизни: ул. Максима Горького 17, кв. 2. Здесь и умерла. Ее могила до сих пор цела, хотя и повреждена стволом упавшего дерева. Она расположена буквально в десяти шагах от ул, Софийской напротив еврейского кладбища, рядом с когда-то стоявшим здесь домом № 12. А вот ее дочь, Ольга Николаевна Крыжановская, дожила до середины 70-х. Все время работала бухгалтером на фабрике № 9 по ул. Базарной 37 (ныне – ул. Захарова –В.Р.). Затем она вплоть до последних лет жила по другому адресу – в доме на углу ул. Б. Новикова и Моховой.
Уже в конце жизни, когда ухаживать за ней было некому престарелую женщину поместили в дом для для престарелых в с. Арефино. Здесь некоторые медработники помнят эту старушку, хотя никто из них до сих пор не догадывался о ее родстве с Колчаком.
В детстве Ольгу воспитывала немецкая бонна. Когда она вместе с матерью попала в Рыбинск, поначалу работала на строительстве элеватора – таскала тележки со строительными материалами. Метаморфоза обычная для великосветской знати России в послереволюционный период. В Рыбинске она жила тихо и неприметно. Уже в преклонном возрасте, в медицинских картах против графы семейное положение писали: «девица». Она и умерла девицей, хотя, на мой взгляд, была привлекательной и обаятельной женщиной. О ее подлинном историческом прошлом знало лишь близкое окружение. После нее остались документы, переписка, фотографии, личные вещи.
А теперь самое важное: судя по воспоминаниям тех людей, которые близко знали близких Колчака – Ольга Николаевна Крыжановская несколько раз делала резкие заявления в адрес некоей женщины, разрушившей семью адмирала. Еще было вот что: со стороны той же самой неизвестной особы поступило предложение о встрече в района Мыркинских бань. Но Ольга Крыжановская на встречу не пошла.
Несмотря на такую полуконспиративную жизнь, Ольга Николаевна бывала на людях. Так, когда в ДК «Радуга» гастролировал Ростропович, Крыжановская с подругой побывала на его концерте. На концерте выдающегося виолончелиста она сидела в валенках.
Когда умерла Екатерина Васильевна, ее дочь упросила жителей дома № 12 по шоссе К. Либкнехта поухаживать за могилой.
Так и разминулись, разведенные не столько роком, сколько обыкновенной человеческой гордыней, женщины, столь любимые и оберегаемые Верховным правителем, адмиралом и ученым. Но это их внутрисемейное дело и мы не будем выставлять здесь свои оценки, не имеем право. Наше право – хранить память о них
