***
Ах, СOрор Саудаде! Если б мне
Коснуться пульса жизни Вашей странной
И сделать мир Землёй Обетованной,
Что мне порой является во сне!
AmErico DurAo.
Посвящается AmErico DurAo.
Меня ты СOрор Саудаде звал
Сестрой своей… А имя, Божья милость,
Как будто солнце сквозь витраж лучилось –
Свет той земли, что ты когда-то знал.
Осенним днём твой шёпот прозвучал,
В нем осени вся прелесть заключилась,
В меня вошла щемящая унылость,
Представ во мне началом из начал.
В душе моей души да не увянет
То имя дивное… Когда настанет
Пора тоски, страдания пора, –
Тихонько звуки – лепестки роняя,
Произношу, на долю не пеняя:
О, СОрор Саудаде! О, сестра!
* СОрор Саудаде (SOror Saudade) – СОрор переводится как сестра, это обращение к монахине; Саудаде – тоска, ностальгия.
Истома
Закат на родине… Мираж не тает,
Лилейна свежесть, облаков штрихи,
Закат пречистый, отпусти грехи!
Твой вечер, Анту[1], твой, земля златая…
Закаты нежно в памяти листаю:
Часы благословенные тихи,
И дым, и пепел, и стихи, стихи…
Часы тоски, в которых я – святая.
Сгустились фиолетовые тени,
К фиалкам глаз прильнули в томной лени,
И крылья век смежились на лету.
А рот хранит немые поцелуи,
И бархат рук, лелея и милуя,
По воздуху рисует сон – мечту.
Весна
Моя любовь, прислушайся, весна!
Поля сменили грубые одежды,
Сердца деревьев, полные надежды,
Открыты настежь, цветом ночь полна!
Ах! Если любишь, эта жизнь ясна.
Противятся ей гордецы, невежды.
Скользи по ней, как п; морю… Но где ж ты?
Я жду тебя, мне ночь – душна, тесна.
И я снимаю свой наряд печальный,
И пахну, словно розмарин венчальный,
Ах! Голова кружится, не до сна…
Украсила я волосы цветами,
О, распусти их, заплети мечтами!
Прислушайся, любовь моя, весна!
Тише!
Судьба моя – отверженность надлома,
Ночь мертвая, неистовая ночь,
Я – ветра стон у стен твоих, у дома,
Я – ветра плач, и мне уже невмочь.
Кто я теперь, отчаяния дочь,
Себе самой так странно незнакома,
Поглощена влюбленностью, влекома
Пить голос твой… Ну, как уйти мне прочь?
Твой голос пить – вкушать вино причастья.
Или в стихах, деля с тобою счастье,
Тонуть душой, восторга не тая…
Ты слышишь звук неясный там, на тропке?
Мои шаги… Они впервые робки.
Нет! Тише, друг! Открой же! Это я…
Дым
Ты вдалеке – свет лунный не блистает,
Ты вдалеке – не свищут соловьи,
Ты вдалеке – темны пути мои,
Дни без тепла, в молчанье ночь растает!
Глаза мои… То нищие плутают
По зимней ночи… Милый, не таи:
Открыты, ласками полны твои
Родные руки, обо мне мечтают!
О плач осенних дней! Как, умирая,
Бледнеют хризантемы… Тьма сырая,
В ней скорбным жалобам – дрожать… дрожать…
Тянусь к любви! Мечта неодолима!
И вижу: это только струйка дыма…
Летит сквозь пальцы дым – не удержать…
Равнина в цвету
Наполни грудь страдание одно,
Молю я, колдовство в себя вбирая,
Родятся розы, вереск попирая
Обугленный, уж так заведено.
Те речи, чье значение темно,
Мне шепчут, дивно звуками играя,
И, как от ласки в неге замирая,
Все существо мое потрясено.
Снимаю саван, точно смерть миную,
О, ты увидишь женщину иную –
Не С;рор Сауд;де, нет, не ту…
В глазах – экстаз, в устах – огонь и сладость,
Плода под солнцем зреющая радость:
Я – дикая равнина, вся в цвету!
Быть поэтом
Поэтом быть – быть выше, больше всех…
Как нищий царь, чьей все подвластно воле
По обе стороны Вселенской Боли,
Дарить печаль взыскующим утех!
Входить в сердца, как почву рвет лемех…
Кусать, как целовать! Все в этой доле:
Желаний блеск, неведомых дотоле,
И кондора отточенный доспех!
И жаждать, и узреть иные Лики,
Шептаться с Вечностью в ночном окне…
И стон веков сгущать в едином крике!
И так любить тебя… Самозабвенно!
Ты станешь кровью и душой во мне,
Чтоб петь могла о том, что сокровенно…
Любить!
Хочу любить, любить самозабвенно!
Саму любовь: туман и колдовство….
Того, другого, всех, о, дерзновенно –
Любить! Любить! А в сердце – никого!
Пленить? Забыть? Равно благословенно!..
Добро ли? Зло? Ну, что мне до того?
Кто скажет, что возможно одного
Всю жизнь любить, – обманет откровенно.
Одну весну встречает всякий сущий,
Чтоб петь её, желанной и цветущей, –
Бог дал нам голос, чтобы петь, любя!
Раз пеплом стать и мне на свете этом,
Пусть ночь моя зардеется рассветом,
Терять себя… чтоб отыскать себя…
Моя боль
О, боль моя! Суровый монастырь…
Аркад он полон, галерей и тЕней,
Всё – в каменных конвульсиях сплетений,
Изысканных, но мёртвых, как пустырь.
Здесь вечно слышу звуки погребений,
Читают по умершему псалтырь…
И эта ночь – огромный нетопырь –
Сулит так мало дней или мгновений…
Ты – монастырь, о Боль! Увяли в муке
Здесь ирисы под колокола звуки,
Но эта смерть чарует, как весна…
В той келье, где висит луна седая,
Я день и ночь молюсь, кричу, рыдая,
И жду: меня услышат… Тишина…
Весна
Моя любовь, прислушайся, весна!
Поля сменили грубые одежды,
Сердца деревьев, полные надежды,
Открыты настежь, цветом ночь полна!
Ах! Если любишь, эта жизнь ясна.
Противятся ей – гордецы, невежды.
Скользи по ней, как пО морю… Но где ж ты?
Я жду тебя, мне ночь – душна, тесна.
И я снимаю свой наряд печальный,
И пахну, словно розмарин венчальный,
Ах! Голова кружится, не до сна…
Украсила я волосы цветами,
О, распусти их, заплети мечтами!
Прислушайся, любовь моя, весна!
Посвящение Анту*
дин… Болезнь, чужбина, ностальгия…
Ты в тридцать два ушёл в страну теней.
Осталась книга, словно литургия….
Нет книги в Португалии грустней.
Боялся ты, что боль ушедших дней
Поранит души скорбные, нагие…
О, библия тоски, как сладко в ней
Читать молитвы, сердцу дорогие!
Моя печаль сродни твоей печали…
Ты видел сны, что к смерти приучали,
И этим снам во мне теперь расти**
Моя любовь к тебе под стать хворобе…
Как сыну – мать, даю тебе во гробе
Свой поцелуй – последнее прости.
* Anto – Antоnio Nobre (1867 – 1900), поэт-декадент, писал под псевдонимом Анту, умер, когда Флорбеле было 6 лет; его единственная книга стихов “So” оказала большое влияние на её творчество.
** Образ взят из стихотворения Antonio Nobre.
